Во имя прогресса

Ему было семьсот пятьдесят три года. У него были длинные седые волосы и пронзительные голубые глаза. Такие, какие бывают у пророков в давно забытых сказаниях. Медицина и прогресс зашли настолько же далеко, насколько он зашел со своим возрастом, поэтому для пророка он выглядел слишком молодо, однако по-другому было никак. Семь сотен лет назад разработали «эликсир долголетия», а еще через четыре года — «эликсир молодости». Международное правительство решило, что в новом мире не должно быть людей, которые выглядят или чувствуют себя как старики, и благодаря нововведенной процедуре все граждане обрели юность со всеми её бонусами. Поэтому на каждых похоронах казалось, что умирает кто-то слишком молодой, хотя на самом деле умирал кто-то слишком старый. Да и понятие «старый» применительно к людям практически стерлось из памяти новых поколений и вышло из обихода. Теперь старым мог быть шкаф, старым мог быть монитор, но не человек. Определенно нет.

Итак, ему было семьсот пятьдесят три года, он не носил бороду, и ничто не выдавало в нем пророка. Troublemaker. Это было его имя в сети. Он выбрал его сам, когда обычные имена упразднили и предложили всем придумать себе ники. Поскольку еще на заре нового прогресса его уже называли смутьяном за сомнительные отрезвляющие взгляды на жизнь, он просто запустил онлайн-переводчик и перевел это слово на английский. В настоящем ему не нужен был ник, потому что он уже много лет игнорировал систему и не использовал компьютер. А в прошлом он просто поддался социальному давлению: международное правительство настаивало, как и бывшая жена. И бывшие, увы, дети. Поддался, чтобы не слышать «Папа, меня не зачислят в колледж, если узнают, что мой отец не имеет ника и нигде не зарегистрирован, а если и зачислят, то будут издеваться, и я не найду себе настоящих друзей в их местной социальной сети» или «Дорогой, мне нужен твой ник, чтобы заказать новый чип с полной информацией обо всех скидках». Все это давно кануло в лету, а ник остался. Он подозревал, что дети уже не помнят, как этот ник звучит. Не говоря уже о жене, которой больше не нужен был от него новый чип. Но подозрения эти фоном всплывали в череде бессонных ночей и ускользали с приходом рассвета.

Жил пророк очень тихо и проводил большую часть своего времени, гуляя по безлюдным улицам. По безлюдным, потому что вот уже более ста лет все работали и учились, практически не отходя от мониторов. Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Бытом занимались роботизированные системы, а еду доставляли на дом в пластиковых контейнерах всем без исключения, даже безработным. Безработных было настолько мало, что государство гуманно кормило их щедро. Щедро, но отчужденно. Этому были очевидные причины. Безработным мог стать только тот, кто по каким-либо соображениям не мог или не хотел освоить даже самые примитивные операции на компьютере, а таких соплеменников новое человечество считало дикарями и изгоями. Таким не вживляли чипы, от таких держались подальше. С такими не общались. Да и как можно общаться с тем, кто не зарегистрирован в сети?

С другой стороны, например, пророку и не нужно было общение. Такое общение, по крайней мере. Ему хотелось простого человеческого разговора лицом к лицу, поэтому он бродил меж однотипных металлических конструкций, учтиво раскланивался с роботами, которые отвечали ему железным равнодушием, распевал громкие песни, как одержимый выкрикивал свои пророчества и призывы, «предсказывал» наступивший конец света и, будто пьяный, читал по ночам давно забытые стихи. Иногда кто-нибудь подходил к окну и провожал его недоуменным взглядом, а потом гневно публиковал короткий пост о безумном смутьяне, который возомнил себя пророком.

Жизнь в мире текла размеренно и однообразно. Люди влюблялись, женились, разводились, умирали исключительно в сети, меняя статусы. Младенцы выращивались в инкубаторах, а умерших хоронили роботы, вывозя по ночам тела в пластиковых мешках. Пару раз он поджигал дома, чтобы их жители вышли наружу, но этого не случалось, пожары купировались моментально и в итоге он оставил эти варварские и бесполезные методы. Уповать на то, что он будет услышанным, стало совершенно бессмысленным. И поведением своим, пророк почти осознанно развлекал исключительно себя.

Сегодня он проснулся со странным предчувствием, что случится что-то важное. У него не было источников информации. Электронные он не признавал, а бумажных газет давно не выпускали. Однако его разбудил странный гул. Сначала он решил, что это какой-нибудь робот, но опомнился: даже самые дешёвые модели давно собирали бесшумными. Он сел на постели, огляделся в поисках источника и, наконец, понял, что звук, который он слышит, раздается снаружи. Кинувшись к окну, он остолбенел. Люди. Множество людей организовано шли в направлении площади Нила Ливингстона. Наспех одевшись, он покинул квартиру, самостоятельно сбежал по эскалатору, не дожидаясь, пока тот довезет его вниз, выскочил на улицу и оказался буквально смыт толпой. Схватив за рукав первого попавшегося гражданина, он поинтересовался:

— Эй, приятель, что происходит?

Тот посмотрел на него растерянным взглядом человека, всю жизнь просидевшего за экраном и не имеющего понятия, как вести диалог оффлайн, но всё-таки ответил:

— Ты что, безработный, что ли? Мировой флешмоб. Сжигаем книги на площадях Ливингстона по всему миру.

— Какие книги? — напряженно спросил пророк.

— Вот чудак! Ну не электронные же, — с раздражением ответил гражданин.

Человеческое течение вынесло его на площадь. Там он с ужасом увидел, как из бумажных книг складывают костер. Книг больше не печатали, поэтому абсолютно, все переплеты можно было назвать старинными, однако в общей куче отчетливо выделялись и очень древние. Вероятно, люди выпотрошили музеи и заброшенные библиотеки.

— Именем Нила Ливингстона! — слышалось со всех сторон. — Во имя прогресса!

— Что вы делаете?! — заорал он, продираясь сквозь толпу. — Это же путь в никуда!

Но это был глас вопиющего в пустыне. Люди так громко удовлетворяли свою тягу к уничтожению, что его просто никто не слышал. Несколько роботов, распрыскивая топливо, то тут, то там чиркали электронными зажигалками, и огромный алтарь, сложенный из книг, вспыхнул. Люди снова жгли книги. Как у Брэдбери. Как у Гейне. На этот раз во имя прогресса. Он закрыл лицо руками, выбрался из горланящей, радостной толпы и пошел прочь. Ему было семьсот пятьдесят три года. Его ник в сети был troublemaker. Очень-очень давно, полный сил и стремлений, он изобрел первый чип, шутки ради назвал его «эликсир долголетия» и вживил в мозг умирающей женщины, подарив той новую и долгую жизнь. Его звали Нил Ливингстон. И он был пророком.