Абстрагируйся

Суббота. Восемь утра.

Старик не спал всю ночь, и его новая соседка по квартире тоже. Пожилая леди, однажды пришедшая во двор с улицы и оставшаяся навсегда. Да-да. Настоящая леди. Днями, ночами, по утру и вечером, всегда она была затянута в строгое элегантное платье, под которым скрывался корсет, а странные волосы её, серебристые, свалянные в косы, похожие на толстые современные дреды, словно сами собой складывались в идеальный пучок на макушке. Кроме того, вуаль закрывала её лицо двадцать четыре часа в сутки. Всем соседям, встречавшим её в те редкие разы, когда она выходила, было отчаянно любопытно, что скрывает новая подруга старика: ожоги, шрамы или врожденное уродство? И только он знал, что сожительница его когда-то была бесконечно красива как сама Вселенная, но вот смотреть на неё сейчас не стал бы даже под дулом дробовика.

Так вот. Старик и леди не спали целую ночь. Наверху, этажом выше, плакало дитя, у которого резались зубки. Молодая мама убаюкивала его как могла, но мальчик не унимался.

— Им бы кота, — часа в четыре скрипучим голосом произнёс старик.

— Ты тоже не спишь? – отозвалась леди и устало добавила — Какого кота?

— Того самого кота, — старик вздохнул и накрыл лицо подушкой.

— Не задохнись, — посоветовала леди. — Нам бы всем того самого кота.

В пять дитя устало возмущаться несправедливости человеческой физиологии и уснуло. Уснули и обитатели левого флигеля.

Но. Суббота. Восемь утра. Зычный голос разбудил всех. И молодую мать, и малыша, который моментально вспомнил, что новые зубы ему не приснились, и старика с его леди.

Старик сел, всунул ноги в тапки, тяжело поднялся и выглянул в окно. Во флигеле напротив, который назывался правым, круглый год сдавали квартиру. Жильцы попадались разные. В этот раз заселились две женщины: полная и худая. Полная стояла во дворе и громко разговаривала с худой, которая в свою очередь торчала во окне второго этажа. Старик откашлялся:

— Суббота. Восемь утра, — сказал он.

Но интонации женщин были несоизмеримы с расстоянием между ними. Нет. Они не ругались, просто разговаривали. Так, что слышно было на весь квартал. Квартал женщинам был не слышен.

— Суббота! – насколько возможно громко и мысленно извиняясь перед малышом наверху повторил старик, — Восемь утра! Можно тише?

Квартирантки замолчали. Удивленно посмотрели на старика и… продолжили.

Он вздохнул, оттолкнулся от подоконника, поправил горшок с деревом и сел в кресло-качалку.

— Вам не стыдно? – раздался вопрос сверху. – Пожилой человек к вам обращается, а вы его игнорируете.

— Ну, у тебя, вон, ребенок орёт, тебе же не стыдно, — ответила та, которая стояла во дворе.

— У него зубы режутся, ему не объяснишь, — девушка говорила вполголоса, — У вас, вон, вроде ничего не режется. Кроме швов… — не удержалась она, тут же смутившись своей пассивной агрессии.

— Учитесь абстрагироваться от внешнего мира, — отрезала та квартирантка, что сидела на подоконнике.

На этом разговор был окончен, но не между женщинами во дворе. Они продолжили переговариваться между собой в той же тональности. Девушка наверху закрыла окно и задёрнула занавески.

Леди поднялась со своей кровати, погрузила узкие ступни в элегантные домашние туфли, поправила вуаль.

— Пойду, — сказала она. – Поговорю.

Старик хмыкнул, покачал головой, но спорить не стал. Она вышла из комнаты, и он слышал, как почти бесшумно прикрылась входная дверь.

Леди выплыла во двор, иначе и не скажешь. Её походка была удивительной, будто ноги и вовсе не касались земли. Старику даже не надо было вставать и выглядывать в окно. Более того, сейчас никому не надо было выглядывать в окно.

— Вас просили вести себя тише, — произнесла леди, обращаясь к полной женщине.

Та едва глянула на нее и усмехнулась.

— А вас просили научиться абстрагироваться, — ответила она.

— Я слышала, — леди кивнула. – А вы умеете абстрагироваться?

— Я – умею, — собеседница развернулась всем корпусом к пожилой оппонентке, уперла руки в боки и нависла над ней устрашающе, — а что?

— О… я так невежлива, — залепетала леди, — я говорю с вами и прикрываю лицо…. Но, я боюсь, что вы не сможете забыть увиденное. Хотя… вы же умеете… абстрагироваться.

Она подняла вуаль. И их взгляды встретились. Полная женщина прижала ладони ко рту в беззвучном крике и окаменела.

— Что за… — начала было худая женщина, сидящая на подоконнике. Но леди взглянула на неё, и та застыла навсегда.

Леди опустила вуаль и бесшумной походкой направилась домой. Волосы на её голове зашевелились, укладываясь в пучок потуже, сопровождая процедуру лёгким шипением.

Старик слышал, как хлопнула дверь.

— Одик, тебе стоит позвонить, — сказала она из коридора. – Лучше тому, который с кладбища. Страшненькие вышли, для фонтана не подойдут. А всё потому, что никто на самом деле не умеет абстрагироваться, — наверху снова заплакал малыш. – И коту позвони, вдруг он сейчас без работы. А я пока приготовлю тебе омлет.

— Хорошо, Гона, как скажешь, дорогая, — отозвался старик и, тяжело выбравшись из кресла, пошаркал к телефону на столике.